Название эпизода:
Явление ревизора народу
Номер квеста: | Время действия, погода: |
Краткое описание:
Гип появляется в Лопухоидном мире по заданию Лигула. И ее ожидает радушный прием в резиденции мрака...
Мефодий Буслаев. Тайна валькирий |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Мефодий Буслаев. Тайна валькирий » Хронология » Явление ревизора народу
Название эпизода:
Явление ревизора народу
Номер квеста: | Время действия, погода: |
Краткое описание:
Гип появляется в Лопухоидном мире по заданию Лигула. И ее ожидает радушный прием в резиденции мрака...
«Сейчас бы медовушки» - грустно подумала Аида Плаховна, идя по улицам Москвы и ёжась от холодного ветра, который продувал её телогрейку. Работать Смертью – это вам не таможню принимать, это трудно и ответственно. Она же не может косить направо и налево – есть разнарядки, есть вышестоящие инстанции. Бюрократы чёртовы.
Аида посмотрела в бумажку, которую несла в кулаке. Со стороны лопухоиды принимали её, как бомжеватую старушку-склерозницу, вышедшую в магазин за кефиром и овсяным печеньем со списочком, чтобы не забыть покупки и заодно домашний адрес. Но на бумажке значилось совершенно другое. Там было написано три имени.
Вздохнув, Аида встала у перекрёстка и стала ждать. Её глазки стали колючими, губы чуть поджались, как будто старушка была недовольна слишком оживлённым движением и ждала безотказного студента, который в душе был пионером, который перевёл бы её через дорогу.
Долго Смерти ждать не пришлось – на повороте две машины врезались лоб в лоб с такой скоростью, будто спешили навстречу друг другу. Над обломками машин повисла тень косы, а Аида деловито зачеркнула имена, оставшиеся неизвестными посторонним. Один эйдос взлетел к небу, два других провалились вниз. Смерть довольно хмыкнула, пряча бумажку в бездонный карман.
Работа была сделана.
Теперь можно было и отдохнуть. Пробормотав что-то нелицеприятное в адрес Лигула, дождливой погоды и всего мироздания в целом, Смерть поправила телогрейку и деловито направилась в сторону Дмитровки 13. Там было тепло, там был Арей и главное – там была медовуха, а пить хотелось уже давно.
До Дмитровки дойти было несложно. Пару перекрёстков, поворотов, заворот за угол – и вот он, родимый дом с лесами, приёмную мрака в котором найдёт только избранный, лопухоид же увидит лишь недостроенное здание. Аида, естественно, была первым случаем.
Пройдя дверь и попав в приёмную, старушка не заметила никого (даже Улита где-то отсутствовала), и поняв, что Арея тоже нет, Мамзелькина пригорюнилась и опустилась на диванчик, пристраивая косу в чехле рядом с собой. Хоть и не наливают, но тепло – и это уже хорошо.
Отредактировано Аида Плаховна Мамзелькина (2012-11-22 19:26:05)
ОФФ: Даф-Даф-Даф, с твоего разрешения, пост разбивать не стала, все в одном, с рубрикаторами.
Издалека, да со свалочки
Легкий ветерок, страдальчески подвывая, носился меж грудами металлолома и кучами отбросов. Пара приблудившихся псов, жадно рыча, будто переругиваясь между собою, с остервенением разрывала зубами гематитово-черные, блестящие, словно брюшко жука-навозника, шелестящие, вкусно пахнущие (для них), мусорные пакеты.
Голодные животные всеми силами пытались добраться до съедобных остатков былого человеческого пиршества – их неотступно манил дразнящий, слегка кисловатый запах колбасных обрезков и давно заплесневевшего сыра.
Над одной из груд мусора, увенчанной оторванной и безглазой кукольной головой, словно соляной столб Содома, возвышалась опора линии электропередач, выставившая свою ножку-подпорку, будто молоденькая куртизанка из-под пышного платья.
На проводах оперившимися плотными шариками, в рядок, воздушными утопленниками сидели недвижные воробьи.
С «живописной» возвышенности свалки, как на ладони, вальяжно расползлась серая урбанистическая панорама Москвы со всеми ее прелестями и пороками.
На небе апатичным диском зависло дневное солнце, лениво освещая все вокруг.
Все было как всегда. Никаких паранормальных явлений, никаких златокрылых и Стражей Мрака. Местечко средней гадости городского пошиба.
Уединение сего места нарушила внезапная вспышка цианово-белесого цвета, переходящая вскоре в багряные всполохи пламени. Тяжелым сапогом раннего винтажного стиля, переступив идеально геометрически выверенные и вычерченные грани круга телепортации, посреди свалки, словно из воздуха возникла черная невысокая фигурка, полностью закутанная в длиннополый плащ, отливающий неестественным латексным блеском.
Все живое в округе, словно по чьей-то неслышной команде, пришло в хаотическое движение – заскулив, оба пса, поджав хвосты, стремглав бросились прочь, петляя между мусорными барханами, мягкие шарики-воробьи вмиг рассыпались по всей ширине небосвода. Казалось, даже солнце недоуменно и испуганно побледнело.
Горгиппия цепко осмотрелась, гордясь произведенным эффектом – появляться с апломбом и фанфарами было одной из ее маленьких слабостей.
Лишь ветерок, легко скользил, как прежде. Гип прислушалась, сверяясь со своими ощущениями. Ей уже в первые секунды показалось странным и непонятным то, что звуки и действия здесь, в Верхнем Мире, слиты воедино. В Тартаре же прежде совершается действие, а уже через пару моментов раздается звук. Все, абсолютно все звуки там запаздывали на пару-тройку мгновений.
«Ради интереса» - внезапно подумалось Горгиппии. Неужели здесь все по-другому? Бывавшую в лопухоидном мире Гип лишь во времена раннего Средневековья, удивляло практически все.
Канцеляристка набрала полную грудь воздуха и зычно выкрикнула первое, что пришло в голову, исходя на рык:
- Таррр-таар-р-р!
Звук отдался сразу же и мгновенно отразился эхом-пересмешником: «аррр!», «аррр!»
Гип вслушалась в звучание. В Верхнем Мире ее голос звучал немного суше и грубее. Немедленно решившись на второй эксперимент, она с шумом, абсолютно не брезгуя, вдохнула влажноватый, наполненный затхлым миазмом воздух и выкрикнула свой боевой клич, словно осваивая голосовые связки заново. Пространство прорезал горловой визг, сходящий в хрипение:
И эхо залихватски отозвалось и на этот раз, неистово торжествуя. Горгиппия удовлетворенно хмыкнула – опыт удался. В Тартаре бы, даже если крикнуть с края самой глубочайшей расщелины, звучания эха приходилось дожидаться часами.
«Ну а теперь придется часами выжидать связного. Ведь обещали же связаться сразу после моей телепортации...Безалаберность! Как-то это все не по протоколу.» - подумалось отпетой канцеляристке Горгиппии. Даже вдали от «основного места работы» она продолжала мыслить чисто по-канцелярски.
Гип, пробуя почву, сделала пару-тройку неуверенных шагов в сторону ближайшей горы мусора. И гора эта показалась ей не меньшей странностью, чем не запаздывающие звуки.
Старую покрышку канцеляристка осматривала с таким интересом и тщанием, будто бы по меньшей мере, перед ней находился неизведанный артефакт.
Такому же тщательному осмотру подверглись бренные останки мобильного телефона («Чудодейственный агрегат!» - заключила Гип), пустые контейнеры из-под фотопленки («Ба! Да в таких же эйдосы порой в Тартар таскают!») и, в окончание, развалившийся велосипед без колес, зато с широкими железными рамами и проплешинами ржавчины («Возможно, устройство для пыток...» - пытаясь считать память предмета, предположила Горгиппия, передернув плечами. Хоть она никогда и не видела велосипеда, но почти не ошиблась – порою поездка по Москве превращалась у бывшего хозяина-велосипедиста в настоящую пытку).
На всякий случай, оглядев покрышку еще раз со всех сторон (причем смотрела на нее Горгиппия с таким удивлением, будто бы этим автомобильным шедевром раздавили, по меньшей мере, легион комиссионеров и с десяток вооруженных до зубов златокрылых), ткнув с опаской носком сапога и, для полного успокоения, начертив мизинцем в воздухе защитную руну, Горгиппия собиралась уж было присесть и переждать появление связного, но...
-Хю-хю-хю! - деликатно раздалось невдалеке. Гип инстинктивно рванулась в противоположную сторону от источника звука, разрывая дистанцию, и на ходу выхватила из кармана плаща ручку-дротик. Этот маневр был отточен еще в прошлые времена до автоматизма, так же «натаскиваются» Стражи Света во вскидывании флейты в боевую позицию – секунда порою решает весь исход боя.
Перед ней, кокетливо облокотившись на сломанный пластиковый кузов от игрушечного грузовика стоял... стояла... впрочем, пол у суккубов – вещь весьма относительная.
Гип аж фыркнула от удивления. Ее, конечно, появление суккуба не очень удивило. Да и в том, что это был именно суккуб, она была уверена всем своим нутром, но если уж суккубы в роли связных-экскурсоводов выступают – такого чуда, наравне с покрышками, мобильником и велосипедом, она отродясь не встречала.
Понимая, что опасаться нечего, Горгиппия тут же перешла от боевой стойки к боевому канцелярскому хамству, однако ручку так и не убрала.
-Тебе чего, муженщина? Знаю я ваше отродье – все шляетесь, вынюхиваете, высматриваете!
Вместо ответа суккубское недоразумение оторвалось от останков грузовика, подобострастно засеменило к Гип на мягких ножках, и, театрально шмыгая носом, рухнуло ей в ноги, заламывая руки и голося фальцетом на всю округу:
-Не со зла я пришел! Я из Мрака пришел! Хожу-хожу, поджидаю! И вдруг! - создание больного воображения тартарианцев вытаращило глаза в потуге изобразить неожиданность момента, - Вдруг слышу – голосок чей-то соловьем заливается, про Тартар выкликает!
Едва дело дошло до «соловья», Гип, не сдерживаясь, расхохоталась в голос. Это ж надо – охрипшее сопрано с соловьем попутать!
Отсмеявшись вдоволь, канцеляристка, начиная осознавать нелепость ситуации, с издевкой поинтересовалась:
-Связной-экскурсовод, я так полагаю?
Недоразумение тут же принялось старательно бить челом о сапоги Горгиппии, приговаривая:
-Связной, душенька моя, экскурсовод! Велено встретить с хлебом-солью, да под белы рученьки в Отдел доставить!
Пародийность ситуации заставляла Гип находиться в небольшом напряжении.
-Да какая ж душенька у тебя, муженщина? Звать-то тебя как?
Без пяти минут связной успел уже проворно подняться на ноги и теперь смущенно шаркал ножкой пред очами канцеляристки.
-Роберт! Роберт Баклажанов обозвать меня. Вот так вот обозвать-с!
Горгиппия коротко кивнула, и, по привычке, попыталась осмотреть своего «экскурсовода».
Собственно, вид у него был довольно-таки эксцентричный – маленький, низенький, едва доходящий Гип по грудь, с претензией на утонченность. Смазливое личико паренька из девичьих грез – томный взгляд, широкие скулы, тронутые легкой небритостью, и темные волосы «зализанные» назад в некое подобие прически. Одето недоразумение было в черный смокинг а'ля «привет, классика», да еще и с бабочкой. Белая рубашка тоже имелась в наличии. Горгиппия, не удивляясь, отметила, что из раструбов рукавов плаща торчат утонченные женские кисти с ухоженными ноготками.
«Суккуб же» - промелькнула в голове очевидная мысль.
-Ну-с, Баклажанов! - с преувеличенно приподнятым настроением окликнула Горгиппия своего личного связного, - Веди меня под белы рученьки! Только вот...
Суккуб вопросительно вытаращил на фигуру Горгиппии глазки, излучающие собачью преданность.
«Либо после перепрошивки недоработанный, либо уж очень хорошо придуривается» - подумалось Гип.
-Иди сюда, маскироваться будем!
Улицы-улицы-переулочки
Через часа два пополудни на улицы Москвы проскользнули бабулька с клюкой - божий одуванчик весьма зловредного вида, и малолетняя внучка, одетая в розовое платьице с рукавами. На платьице радовались жизни голубые лупоглазые слоники.
Горгиппия, в образе бабульки уже успевшая раза три едва не попасть под колеса автомобиля, шла, следуя за суккубом, присмирев, и не переставала оглядываться по сторонам. Обилие абсолютно не знакомых ей вещей, циклопических зданий, металла и пластика немного пугало отважную канцеляристку, но изо всех сил она старалась всем своим видом показывать абсолютное безразличие.
Тысячи людей, тысячи эйдосов нескончаемо передвигались и копошились в бурном потоке толпы, словно черви в гумусе.
«Здесь, кажется, даже опаснее, чем в ущелье, кишащем яросами!»
Завернув в ближайший переулок, Горгиппия и суккуб перешли на менее оживленные улицы.
Гип обессиленно припала спиной к стене спальной многоэтажки и перевела дух, чувствуя себя по меньшей мере героиней всея Тартара.
-Баклажан! Скажи мне, тут хоть можно как-то оставить след в истории?
Смазливая мордашка суккуба тотчас расплылась в недоброй ухмылке – видимо, творить гадости было для него куда приятным делом, чем вождение по городу Стража Мрака.
-Конечно! Сейчас организуем вам стеночку для письма! - елейно раскланялся Баклажанов.
Причем тут стеночка, и как она относится к истории, Горгиппия пока еще не догадывалась.
Вскоре на невзрачной серой стене панельной многоэтажки, и без того щедро исписанной нерадивыми подростками, возле фантасмагорической надписи «ВОВАН – ФИЗДИПЕКЛОИД ИНЖЕНЕРА ГАГАРИНА!», появилась еще одна, будто выжженная огненным резцом, начертанная мелким, убористым почерком истинного «работника пера»:
Я. ТУТ. БЫЛА.
и подпись, чуть снизу – С.П.Л.С.Г.К.М. Гип.
Сей набор букв расшифровывался чисто по-канцелярски, с большим словесно-орфографическим размахом – Старший Помощник Личного Секретаря Главы Канцелярии Мрака Гип.
С превосходством оглядев труд пера своего, Горгиппия пародийно послала стене воздушный поцелуй и обернулась к суккубу-связному.
-Ну и где Отдел-то? - затем, чуть помедлив, добавила, – Этот мир не столь знаком мне, дабы разгуливать тут часами.
На самом же деле Горгиппия уже подходила к той черте, за которой зрело явное желание скрыться из сумасшедшего лопухоидного муравейника, плюнуть на поручение, вернуться в Тартар и упасть в ноги Лигулу, вымаливая прощение. Но долг перед начальством – долг и ее, Горгиппии. Отступать некуда, придется осваиваться с благами цивилизации.
Суккуб же упаднических настроений Гип явно не разделял, наоборот, вертелся под ногами и хлопал в ладоши, выражая крайний восторг.
-Так вон там уже и Резиденция, за уголком! Головушку там повернете, душенька, и будет домик, в домике том...
-Короче! - рявкнула начинающая эмоционально закипать Горгиппия, жалея, что доверилась этому проходимцу.
Суккуб моментально вытянулся по струнке, явно потеряв последние остатки мозгов и наглости.
-Да-да!
Горгиппия привычно стала выхаживать вокруг, инструктируя притихшего суккуба, кивающего в такт ее словам, словно китайский болванчик.
-Говорить по существу!
-Да-да!
-Не мельтешить!
-Да-да!
И, по привычке, Гип необдуманно ляпнула:
-Неучтенные эйдосы есть?
-Да-да! - суккуб неистово затряс головой, но вдруг понял, что подловился, тут же рухнул на колени, испуганно вереща:
-Нет-нет!
Горгиппии же показалось, что раскаяние было неполным, во всяком случае, без челобитья и заламывания рук. Для острастки все-таки гаркнула напоследок:
-Во мрак сошлю! Мостить мостовые!
Не дожидаясь новой волны оправданий, канцеляристка сгребла не сопротивляющегося Баклажанова за шиворот пиджака и широким шагом направилась за угол, который, как было сказано, выведет на Резиденцию Мрака.
Парочка встречных лопухоидов недоуменно переглянулась – остервеневший божий одуванчик тащил внучку за подол платьица. Голубые слоники на нем лукаво подмигнули, исчезая из виду вместе со странной парочкой.
Дмитровка, родная Дмитровка!
Суккуб грузно шлепнулся у фасада Резиденции Мрака на Большой Дмитровке, затем деловито поднялся (и не так еще роняли ), отряхнул пиджачок и, сделав элегантный реверанс, указал наманикюренным пальчиком на невысокое зданьице.
-Прошу к нашему шалашу! Точнее, к Резиденции! - и незамедлительно елейно улыбнулся.
Горгиппия недоверчиво оглядела здание – в незнакомой местности надо держать ухо востро. Выглядело строение вполне благонадежно для Резиденции, но все же...
Рука инстинктивно потянулась к рукояти меча. Лезвие плавно и послушно выскользнуло из ножен, алая оплетка рукояти сверкнула полупрозрачным перламутром и скрылась из виду, охваченная длинными, тонкими пальцами. Грани наточенного лезвия мистически засияли в зареве солнца.
Суккуб, едва завидев меч, стал спешно раскланиваться, пятясь куда-подальше.
-Эй, Баклажан! - грубо окликнула суккуба Горгиппия. Бедняга передернулся всем телом. - Я ж ведь, если чего, и позвать тебя захочу, не пропадай!
И, уже на ходу, добавила:
-Нужна будет регистрация – рассчитаемся!
Суккуб со странным именем Роберт Баклажанов судорожно икнул и поспешил исчезнуть по своим грязным делишкам.
Горгиппия еще раз полной грудью вдохнула воздух дневной Москвы и заскользила вперед по фасаду.
Не сомневаясь в своем решении, через несколько мгновений плавно переступила через порог, отделяющий и означивающий новый этап в ее жизни.
Отредактировано Горгиппия (2012-11-17 00:07:46)
Очередные трудовыебудни Резиденции Мрака выдались какими-то особенно напряженными. С самого утра, словно вспомнив друг о своем истинном предназначении, на Дмитровку потянулись комиссионеры и суккубы, яро жаждущие сдать эйдосы в кассу. Чем такое рвение было обусловлено, Хезер было не ясно, но зато ясно было другое – за пол дня такого паломничества она порядком устала от обилия пластилиновых рож в приемной и решила устроить обеденный перерыв. В три часа пополудни зазевавшийся суккуб улетел в окно, возмущенно пища, на дверь был вывешен наспех распечатанный листок с надписью «ПЕРЕРЫВ», а Улита отправлена куда подальше, отдохнуть и набраться сил. Сама же Хезер, в отсутствие Пуфса развившая столь бурную деятельность, приманила из ближайшей кондитерской морковный торт, заварила себе чаю и собралась пополнить запас калорий парочкой лишних сотен.
Увы, не удалось.
Не успела первая ложечка ароматного бисквита исчезнуть в недрах рта Хезер, как в приемную вплыла, аки Титаник в свой судный день, старший менагер некроотдела, тов. Аида Плаховна Мамзелькина, заслуженный работник Высших Сил. Отложив тортик в сторонку, Хезер вздохнула и протянула:
– Здрасьте… Начальства севодни нетуть, Улитушка ушла на покой. – Отрапортовав, она встала с кресла и жестом пригласила Мамзелькину присесть. – Медовушки налить? Высший сорт, нектар, а не медовушка! А в качестве закуски – тортик, морковный. Очень вкусный. Тут недалеко кондитерская, повар – прямо волшебник! Я даже поначалу задумывалась, а не заложил ли он эйдосик-то за такие умения? Ан нет, все природное! Как грицца по ихнему, по лопухоидному – кондитер от, тьфу-тьфу, Бога!
Вот тебе, Хэзинька, и перерыв обеденный. Ну да ладно, какая разница, чем запивать – чаем, или медовухой? От последней еще и производительность повышается!
Отредактировано Хезер (2012-11-18 19:48:04)
Поняв, что Улиты в резиденции нету, Аида даже немного расстроилась. Кого, как не её, можно так подразнить? Забавно смотреть, как ведьма бледнеет от упоминания о косе. Да и вообще, Улита была как-то… роднее, что ли.
Нет, к Хезер Аида никаких претензий не имела. Но она всё-таки страж мрака, глава департамента по связям с общественностью. Её так не подразнишь, ясно же – эйдоса нет и сожалений по поводу его потери тоже нет.
Перед приветствием Мамзелькина серьёзно задумалась над сокращением имени Хезер. Если Улиту можно было назвать «Улитушка», а Арея «Ареюшка», то Хезер так не сократить. Имидж глуповатой бабушки ломался на глазах. Нехорошо, ой как нехорошо! Порой имидж решает многое.
Так и не найдя уменьшительно-ласкательного варианта для странного чужеродного имени Хезер, Аида помялась и всё-таки села в предложенное кресло, зарумянившись в тепле.
Интонации главы департамента Мамзелькиной не понравились сразу. Особенно словечки в стиле самой Смерти. Это звучало, как издёвка над ней. Так что Аида решила не церемониться.
Грозно качнув косу в руке, Смерть прокашлялась.
- Язвишь, яблочко недогнившее? – ласково поинтересовалась она, - ой, кто мне только не язвил! Некоторые и ругали, и последними словами крыли! Все они у меня учтены! Все записаны – там и там!
Указующий перст старухи указал сначала вверх, а потом вниз.
Однако предложенная медовуха присмирила развоевавшуюся Смерть. После первого глотка она тут же подобрела и решила пока простить Хезер – ну мало ли, у всех нервы. От торта Аида отказалась, всё внимание уделяя живительному напитку.
- Работа, работа проклятая, - доверительно пожаловалась Смерть, подпирая голову сухой ручонкой и пригорюниваясь, аки Алёнушка на известной картине. - вот косишь, косишь... Не покладая.. ик!.. рук! А потом.... все только ругают! Издеваются! Мол Смерть проклятая! А кто бы хоть подумал, каково Смерти всех их таскать, туда да сюда! Брошу косу! Как есть - брошу!
Причитая, Аида успевала деловито отпивать медовуху.
- Жаль, что Ареюшки нет.. Вот он всегда умел уважить старуху...
Отредактировано Аида Плаховна Мамзелькина (2012-11-22 20:06:48)
ОФФ: Гиппушкину латыницу и диалектизмы для удобства выношу в свернутом виде.
In carne — Собственной персоной
Ea exprimere non possum — Я не могу выразить словами
Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae — Вот место, где Смерть охотно помогает жизни
Cito rumpes arcum, semper si tensum habueris — Скоро сломаешь лук, если он постоянно будет натянут
In definitum — На неопределенный срок
Нос volo, sic jubeo — Этого я хочу, я так приказываю
Ergo bibamus! - Выпьем же!
Edite, bibite, post mortem nulla voluptas! — Ешьте, пейте, после смерти нет никакого наслаждения!
Диалектизм "Сепультура" - с португальского равен слову "Могила"
Проскользнув за порог, Горгиппия первым делом, окинув оценивающим взглядом приемную, отметила про себя, что чинность этого места вполне соответствует пафосности представляемой конторы. Эргономично, ничего лишнего... И практически ни души, не считая... впрочем, назвать “душами” Аиду Плаховну и Хезер даже у Горгиппии язык вряд ли бы повернулся. А обозвать сим словом мирно стоящую в углу комнатную пальму было бы форменным святотатством.
“Хороша компания!” - мгновенно вспыхнула в голове заблудшая мысль, “Смерть-конкуренты-салатик! Конкуренты, салатик и Смерть!”
Аиду Плаховну Гип смутно припоминала. “Старшой менагер некроотдела”, как-никак! А вот Хезер... Тут одними припоминаниями дело не обойдется явно. Причина банальна – всегда стильно одетая с претензией на мировую роскошь (последний предсмертный писк дизайнерской моды!), благоухающая дорогим парфюмом Хезер вызывала у Горгиппии, до мозга костей пропахшей серой, гарью и сладковато-сырым миазмом крови, идеологическое отторжение не только на подсознательном уровне, но и на уровне профессиональном. Здоровая такая конкуренция. С претензией на разрушение...
Дюжие канцеляристы не особо яро стремятся “дружить” с работниками департаментов, утонченные же работники департаментов стараются не воспринимать тружеников Канцелярии. Особо истым канцеляристам это давало повод считать, что на их трудах, выстраданных семью кровавыми потами, угнездились департаментские нахлебники, в то же время как они, добросовестные работники, держат на плечах своих весь титанический груз бюрократических первооснов Мрака.
Впрочем, и без идеологической болтовни, у Хезер и Горгиппии было еще множество причин для конкуренции, считай, с самого основания их профессиональных угодий.
Ныне же злополучная соперница преспокойно попивала медовуху, пока не входя в активно-враждебные действия. Обоняние Гип отчетливо уловило верхние, дразнящие нотки букета ароматов янтарно-золотистого питья. Да и вспомнилось, что Аида Плаховна и медовуха друг от друга почти неотделимы, а посему, что же еще может попивать сейчас “старшой менагер” на пару с Хезер, успевший наверняка не по разу приложиться к кружке.
Помимо медовухи, конкурентов и Смерти смиренно существовала еще и пальма, поименованная с легкого словца “салатиком”...
Ботаник из Горгиппии был практически никудышний, и именно по этой причине она, определив для себя растеньице в группу “салатик”, не стала более обращать на пальму особого внимания. Салатики – это как-то не по-Канцелярски. В конце концов, у Гип все, что не “салатик” с листьями, то “травки” без листьев...
Канцеляристка, ускорив шаг, стремительно приблизилась к восседающей за блаженствием медовухой компании, на ходу приветствуя всех и сразу:
- Аида Плаховна, in carne! - всплеснула руками Горгиппия, и тут же попыталась придать своему голосу как можно больше доброжелательности и стражеского очарования, - Ea exprimere non possum! Такая особа, да здесь, в Резиденции! Все еще косите, рук и косы не покладая, как в старые-лихие времена? Не жалеют себя нынче доблестные работники косы и сепультуры! Все в трудах, в трудах! Hic locus est, ubi Mors gaudet succurrere vitae! - широким жестом руки Гип обвела приемную, явно пытаясь сделать комплимент по зову расположенности. Аидушку, да и некроотдел она уважала, хоть и опасалась слегка. В контексте же сие трактовалось, что приемная облагодетельствована появлением столь важной в мировом масштабе особы.
- И Хезер! Веянием тысячелетий снова увиделись! - сместила свой взор Горгиппия, немедля расплываясь в широкой, лукаво-ядовитой полуулыбке-полуусмешке. Левый угол губ, и без того отогнутый защемленным нервом, изогнулся еще сильнее, словно рот Гип разрезали в качестве неведомого наказания. Улыбка помощницы секретаря была, однозначно, зрелищем не для слабонервных. - Cito rumpes arcum, semper si tensum habueris... - вызов-намек на давнее соперничество был сделан. Горгиппия, в силу характера, вообще любила прозрачные намеки.
Поприветствовав Хезер сухим кивком головы, Горгиппия внезапно рванулась в сторону и, подобно лани, с разбега вскочила на ближайший свободный стул, вытянувшись во весь невысокий рост, словно, по меньшей мере, стояла за золоченой кафедрой для дебатов. Вседозволенность позволяла ей подобное обращение с казенной собственностью. Единственное исключение – ежели бы из особого любопытства она решила бы забраться на любимое кресло Лигула, да еще и в сапогах...
- Позвольте представиться! - с галантностью, граничащей с издевкой, Гип склонилась в реверансе, перехватив за отсутствием платяной юбки широкие полы плаща, блеснувшие лакированной кожей в болезненно-желтоватом свете солнца, пробивавшегося сквозь толстые стекла окон Резиденции. Нехорошо так блеснувшие, хищно-мертвецки... - Страж первого ранга, представленный к наградному Ордену геенны Огненной за заслуги пред Мраком, старший помощник личного секретаря главы Канцелярии Мрака, доверенное лицо господина Лигула, да умножит Тартар его темные дни... - не удержалась от бахвальства канцеляристка, и, по привычке добавила восхвалительную часть к имени Лигула, затем, выдержав паузу, исполненную апофеозом пафосности, продолжила, - Иггар Горгиппия, назначенный куратор делопроизводства русского Отдела Мрака, in definitum.
Горгиппия со слегка грубоватым шармом выпрямилась, ускользая из реверанса, и выпустила из цепких когтей полы плаща. На лакированной коже при освещении темными пятнышками остались еле заметные следы от кончиков когтей, пробитые словно тонкой иглой.
Все еще стоя на стуле, Горгиппия расслабленно откинулась чуть назад, опершись рукой на спинку импровизированного “помоста”, и с чувством внутреннего превосходства и удовлетворения еще раз обвела взглядом помещение.
Внезапно, невольно поморщившись, Гип отметила – тело, перемещенное из Тартара прямиком в Верхний Мир, еще не обвыклось в новых условиях. Полностью замедлившийся в Тартаре обмен веществ, наверху же разогнался до такой степени, что уже через несколько часов ненасытный органон начал требовать у своей хозяйки еды и питья.
Не меняя вальяжной стойки, канцеляристка словно поманила рукой невидимого слугу:
- Питья мне! Нос volo, sic jubeo!
Оглядев голодным взором возникшую через мгновение в руке пузатую бутыль мутно-шоколадного оттенка, плотно заткнутую пробкой, Гип, искушенный ценитель плотских утех и крепкого пойла, удовлетворенно хмыкнула, жаждуще оскалившись. В блуждающем солнечном свете смутно сверкнул ряд белоснежно-жемчужных зубов. Зубы у Гип были мелкие, острые и выбеленные (очередной “конек-заскок” на идеальной внешности хозяйки) и, хоть оскал и нес чисто нейтральный характер, направленный на бутылку, пальма в углу, казалось содрогнулась, видимо подумав по-своему, по-пальмовски – не накинется ли полуголодное выпившее тартарианское чудовище не ее нежные, зеленые листочки? Впрочем, на вегетарианку Горгиппия походила мало, скорее уж смахивала на каннибалку на “разгрузочной” диете.
Не жалея “улыбки”, канцеляристка поднесла бутылку к зубам, сжала челюсть, перекусив пробку, оставшийся же во внутренней части горлышка “огрызок” пробки, большим пальцем втолкнула внутрь бутыли. Раздалось тихое бульканье.
- Ergo bibamus! - воздела Горгиппия бутылку, словно почетный штандарт. - Edite, bibite, post mortem nulla voluptas! - выкликнув весьма кощунственный тост, Горгиппия, осекшись, мельком взглянула на Аиду Плаховну – авось “старшой менагер некроотдела” уловил какой-нибудь сакральный подтекст?
Дразнящий запах питья моментально разлился в воздухе – нечто сладкое, слегка фруктовое, но не лишенное легкого шлейфа кислинки. Дарх, ранее спокойно покоившийся на груди Гип, открытый взгляду, внезапно словно сжался, и со скоростью контуженной улитки пополз под прилегающий к груди плащ.
- Сосуль! - по-матерински любя, Горгиппия погладила дарх указательным пальцем, предварительно прекратив опираться рукой на спинку стула, - Сосуль! Не переносишь запаха элитного алкоголя?
К боли, причиняемой дархом, за почти тридцатитысячелетнее существование Гип привыкла, и теперь, на заре бессмертной жизни, едва ли не приставала к дарху, то поглаживая, то болтая с ним, как с мудрым, но упрямым и своенравным собеседником. Дарх же, обладающий, казалось бы, собственным мнением, порою то снисходительно разрешал “гладиться”, то уползал, пытаясь скрыться от проявлений хозяйской любви.
И теперь же “сосуль”, обидевшийся на такое к себе отношение, демонстративно пополз чуть быстрее и вскоре скрылся под плащом окончательно.
- Сосуль! Не обижайся! - уже чуть просяще протянула Горгиппия, пытаясь выудить одной рукой дарх за цепочку. Вторая же рука была занята откупоренной бутылкой.
“Сосуль”, видимо, обиделся полностью, прочно и бесповоротно, и выуживаться не хотел ни под каким предлогом.
Прекратив бесплодные попытки вытащить упрямый дарх, Гип вновь обратила свое благосклонное внимание на бутылку. Вдохнув исходящий из горлышка сладостный аромат, канцеляристка обхватила горлышко пересохшими губами, и жадными глотками принялась вливать в себя живительное питье.
“Отлипнув” от бутылки через тягостное мгновение, Горгиппия еще раз, уже с сожалением оглядела пустую стеклотару (все хорошее когда-нибудь заканчивается!) и, с призывным гиканьем с размаху хватила бутылкой о совестливо подогнанные плиты пола. Раздалось жалобное звяканье, ввысь взметнулся дождь осколков цвета патоки.
- Вот и все! - с наигранной грустью констатировала Гип, разглядывая учиненное разрушение с высоты стула, - Был портвейн винтажный – нетути портвейна винтажного!
Канцеляристка, блаженно прикрыв глаза на мгновение, облизнула губы длинным, тонким языком, пытаясь напоследок ощутить послевкусие выпитого. Уж в чем-чем, а в этом Горгиппия за свои тысячи лет поднаторела до профессионализма. Только наслаждалась немного по-своему.
Абсолютно не брезгуя и не беспокоясь, “спустившись до общего уровня”, Гип уселась на край того же самого стула, на котором стояла чуть ранее, и бросила мимоходный взгляд на осколки.
- На удачу! Убрать сие немедля!
Уже через миг разбитая стеклотара бесследно исчезла в неизвестном направлении, а Горгиппия, придя в относительно спокойное и рассудительное расположение духа, вольно расположилась на импровизированном троне, закинув ногу на ногу, выжидающе глядела на вольно-невольных свидетелей ее появления.
- Будем еще раз знакомы! - прибавила она, прищелкнув пальцами, - Высшее начальство на месте?
Отредактировано Горгиппия (2012-11-24 00:13:51)
Офф: и тут Остапа понесло... Гип, я на самом деле не такая злая, но так уж вышло : D
Мамзелькиной, судя по всему, тон Хезер не понравился. Оно и понятно – на месте старшего менагера Хезер бы сама оскорбилась до глубины своей отсутствующей души, вздумай кто покривляться. Но что поделать, вышло это у девушки само-собой, непреднамеренно. Была у нее такая гаденькая привычка, в моменты крайнего недовольства кривлять собеседника.
Но после первого глотка сладкой, приторной медовухи все обиды разом растворились в эфире. Еще, и еще, и еще – и Хезер удостоилась чести наблюдать, как захмелевшая Аида начала жаловаться на жизнь.
–А потом.... все только ругают! Издеваются!
– Ну что вы в самом деле, Аида Плаховна! – всплеснула Хезер руками и присела рядом с Мамзелькиной, заботливо подливая еще медовухи. – Никто не издевается! Вы наш самый, самый ценный сотрудник, и без вас мы как без рук!
Залпом выпив еще одну стопку медовухи, Хезер откинула челку со лба и тягостно протянула:
– Но пора признать, что такова судьба наша, женская наша доля! Тянем, тянем на своем горбу всю эту шарашкину контору… А в награду что получаем? Вот вам, Аидушка моя Плаховна, на заслуженный юбилей творческой деятельности наш, кхм, обожаемый Лигул Батькович что преподнес? – и не дав договорить, хлопнула еще стопку. – Вот именно, Аидушка Плаховна, ничего! Разве это дело? Да разве при, не побоюсь всуе поминать, Кводноне такое было?
Утерев несуществующие слезы, Хезер обняла Мамзелькину и подлила ей еще медовухи.
– Не ценят, ой не ценят ценных сотрудников! Несем эту ношу на своих хрупких плечах, а взамен ни слова плохого, ни эйдоса лишнего! Тьфу ты!
Махнув не глядя еще 100 грамм желтенькой, Хезер приготовилась к следующей тираде, но слова застряли в ее глотке. Прямо посереди приемной стояла Иггар Горгипия собственной нелицеприятной персоной.
Вот есть ведь, есть в жизни каждого из нас такие личности, которые не вызывают ничего более, чем нервный почесун и желание заткнуть кой-кого за пояс. В долгой и яркой на события жизни Хэззи такой личностью была Горгипия.
Ну не любила ее Хезер, не любила! Хотя и признавала, что сие маленькое, укутанное в плащ недоразумение является хорошим исполнительным работником. Впрочем, ее положительные качества проявлялись исключительно при непосредственном присутствии Лигула.
Канцеляристов Хезер, впрочем, вообще не любила: как всякий бывший канцелярист, поднявшийся по карьерной лестнице в далекое и заоблачное высшее начальство, испытывала к ним чувство, смешанное из презрения, жалости и умиления, похожего на то умиление, которое испытываешь, наблюдая за играющими котятами. Так, мелкая сошка, офисный тартарский планктон, не чета нам, великим – пусть копошатся там, в своей канцелярии, а в большой бизнес пускай не лезут.
Так вот. Увидев Гип, Хезер быстренько прокляла все-все на свете и тридцать три раза чертыхнулась, нервно застучав при этом туфлей по полу. Как утверждают очевидцы, после этого в доме №15 по ул. Большая Дмитровка прорвало канализацию, а в доме №14 провалились все полы с пятого этажа по первый.
С поистине ангельским (насколько такое терпение вообще может быть у стража Мрака) терпением Хезер пронаблюдала за моноспектаклем «Иггар Горгипия прибывает в Резиденцию Мрака». Отметив про себя, что стул надо выкинуть (или отдать Чимоданову для опытов), она уже приготовилась поприветствовать Гип как можно любезнее, как…
Как нелюбимая соперница шандарахнула об пол бутылку. Этого Хезер стерпеть не смогла.
Дело все было в том, что пол был не просто полом, а дорогущей мраморной плиткой итальянского производства, из очень редкой и лимитной серии. Каждую плиточку заботливо укладывали завербованные в строительное рабство суккубы, каждый шов обрабатывался огромным количеством заклинаний, чтобы укрепить его, и каждое утро специально обученный комиссионер натирал пол до блеска, так, чтобы в нем могла отражаться довольная мордочка главы департамента по связям с общественностью. Хезер, ради сохранности этого пола, даже пожертвовала красотой и надела на каждый свой каблук специальную резиновую нашлепочку, дабы ни в коем случае его не царапать. Удивительный мраморный пол, чья цветовая гамма щеголяла всеми цветами радуги, который менял свой цвет в зависимости от освещения и угла обзора, был особой гордостью Хезер, и ради того, чтобы сохранить эту красоту, все, все в резиденции, начиная от захудалого суккуба и заканчивая Пуффсом, буквально летали над ним, боясь разгневать вспыльчивую даму.
И теперь этот пол был не просто заляпан остатками вина, но и поцарапан осколками. Хезер затряслась, отставила в сторону медовуху и поднялась с диванчика, теряя остатки самообладания.
– Что ж ты творишь, сколопендра ты щипаная! Ох, клянусь Лигуловскими подштанниками, хотела я по-хорошему… Приперлась тут, тоже мне, важная вся такая, в плащичке! Да в таком плащичке только на Савеловском вокзале «тетенька подайте хлебушка» просить! Расселась тут, блин, звезда-царевна! Куратор делопроизводства, хо-хо-хо! Начальство ей подавай!
Выдохнув, Хезер подошла к Гип вплотную и нехорошо покачала головой.
– Читать умеешь? Читай, Гипушка, читай, родная, пока глазки-то на месте! – и ткнула конкурентке в лицо визитную карточку с золотой вычурной надписью «Глава Департамента по связям Мрака с общественностью. Заместитель главы Русского отдела Мрака. ООО «МРАКЪ»» . – Прочитала? Так что в виду отсутствия онного главы, в лице Пуфса Зиггия Батьковича я тут начальство!
С чувством выполненного долга она выпрямилась и убрала визитку. Потом поправила растрепавшуюся прическу и улыбнулась:
– И не забудь за собой убрать, у нас контора приличная, клиенты тоже, не будем же мы репутацию и имидж осколками в приемной портить?
Всё-таки Хезер оказалась не такой уж противной и заносчивой юной дамой, какой изначально сочла её Аида Плаховна. Если честно, Смерть всегда предвзято относилась к молодым особам, особенно девушкам. Что уж тут скрывать, банальное сожаление о своих годах, прожитых в труде, не покладая косы. Когда-то и сама Аида была молодой… Так давно, что сейчас, наверное, уже и не вспомнит. Если так подумать, то даже Лигул не всегда был горбуном. Другое дело, что молодость Аиды промелькнула слишком быстро, так что все её знакомые, даже Арей, знали Смерть, как старушку, не особенно следящую за своей внешностью и забавно коверкающую слова, да ещё и пьянь подзаборную. Однако «пьянью» назвать Мамзелькину мог только самоубийца, желающий покончить с собой не как-нибудь, а оригинальным путём. Но самоубийц в любом их проявлении Аида терпеть не могла – они портили все разнарядки и документацию, и если на документацию Плаховне было чихать с высокой колокольни, то к разнарядкам она относилась более трепетно. К тому же, сами посудите – таскать на своём горбу в Тартар каждого суицидника было довольно затруднительно.
Обнимая Хезер свободной рукой (в другой был стакан), Аида Плаховна покачала буйной головушкой.
- Никто не издевается! Вы наш самый, самый ценный сотрудник, и без вас мы как без рук!
- Вот именно! – Смерть с пьяной важностью подняла костлявый указательный палец вверх, кивая, и вливая в себя ещё одну порцию живительного напитка, с наслаждением ощущая, как он пробегает по жилам, наполняя тщедушное старческое тело силой. На миг позволив себе опьянеть, Аида широко улыбнулась (поистине жуткое зрелище), и дружески похлопала Хезер по спине.
- А ты… эта… да что у тебя за имя такое, нерусское! Нерусь везде! Представь, вчера тащила в Тартар Мухаммеда Ипполитовича. И это не самое худшее! Сколько мне попадалось разных Иннокентиев да Эльдаров! А женщины! Сплошные Моники, Мэриэнны, Даздрапермы какие-то! Тьфу, зла не хватает!
Злобно сплюнув, Аида махнула ещё один стакан.
– Не ценят, ой не ценят ценных сотрудников! Несем эту ношу на своих хрупких плечах, а взамен ни слова плохого, ни эйдоса лишнего! Тьфу ты!
Смерть покосилась на причитающую Хезер. В её мысли медленно закрадывалось подозрение, что та опять издевается (ей то чего на работу жаловаться?), но в глазах главы департамента плескалась неподдельная искренность. Видимо, опьянела, а жаловаться на жизнь/работу/сотрудников/семью – нужное подчеркнуть – любят все, и часто грешат этим в мире подлунном.
Аида уже расслабилась, согрелась и настроилась на приятный вечер в обществе милой девушки с нерусским именем, но тут дверь приёмной открылась, и внутрь проскользнула странная особа. Невысокого роста, с короткими волосами, в плаще. Пол определялся с трудом, но всё-таки девушка. Кто она такая, Смерть представляла смутно. Скорее всего, из Канцелярии. А Канцелярию во главе с Лигулом Аида не переваривала. Слишком они были там зациклены на бумажках да бюрократии.
Смерть ожидала спокойного доклада, пересыпанного непонятными даже ей бумажными терминами, поклона и спокойной беседы, да не тут-то было. Молодая особа из Канцелярии повела себя абсолютно не по-канцелярски – толкнула речь, вскочила на стол, выпила бутылку медовухи (однако, какая наглость!) а потом эту же бутылку грохнула об пол. Хезер, слушая её, медленно закипала – уж настроения-то Аида улавливала запросто, да и угадать состояние собутыльницы было легко по всё сильнее загорающимся глазам. Когда же бутылка разлетелась об пол, Хезер не выдержала, видимо, это было последней каплей.
И тут началось. Как же Аида не любила все эти мелкие разборки, ссоры, крики! Особенно женские. Женская вражда гораздо сильнее мужской. Если мужчины ссорятся, то они бьют друг другу морду и довольные, расходятся, пожимая друг другу руки. Если же ссорятся женщины, до мордобоя доходит редко, но змеиного яда проливается столько, что можно заполнить Мировой океан.
- Ша! – Аида повысила голос, грозно смыкая пальцы на рукояти косы и поднимаясь, использовав косу, как опору, вроде костыля. Не то чтобы она не хотела, чтобы Хезер вправила мозги наглой канцеляристке, наоборот, она всецело была на стороне собутыльницы, уже успевшей подкупить её с потрохами (Смерть была падка на сочувствие, лесть и медовуху, а уж если всё сразу…), но если Хезер сейчас угробит канцеляристку с ещё более непроизносимым именем (такое только спьяну выговаривать, доказывая, что «стёкл как трезвышко!»), то Аиде так или иначе придётся работать. Тащить на своём горбу эту девицу в Тартар, да ещё и оправдываться за отсутствие разнарядки. Так что проще всего было прервать проблему на корню, а именно – пользуясь авторитетом, который успела заработать за все века работы, остановить двух взъевшихся друг на друга девиц.
- Заткнулись и по местам! – командирским голосом рявкнула Аида, с невероятной силой сухонькой ручонки усаживая Хезер обратно в кресло, и указывая закрытым в брезенте лезвием косы на развоевавшуюся Горгиппию.
- А ты, дорогуша, успокойся и не выпендривайся! Здесь не Тартар, здесь тебя по головке не погладят… Выкладывай, зачем явилась – и пожалуйста, поменьше упоминай Лигула, уважь старуху.
Искренне надеясь на понимание и сотрудничество девиц, Смерть с оханьем опустилась в кресло, наливая себе ещё один стакан медовухи.
ОФФ: Автор - вполне адекватный человек, ежели чего))
Воздух, казалось, накалился до такой степени, что обжигал нежную, пористую мякоть легких. Едва заслышав от соперницы про "Лигуловские подштанники", Горгиппия более не смогла сдерживать свою натуру - такого порывистого, с легкой руки, как обыденность, оскорбления своего идеала она простить и оставить без внимания попросту не имела морального права.
Мгновенно взвившись, Гип рывком вскочила со стула, выпрямляясь во весь свой невысокий рост. Лик ее, раньше более-менее спокойный, теперь преображался буквально на глазах - маску ненависти осиял жемчужной лентой перекошенный оскал, кривоватый угол губ, казалось, будто шов, разойдется сейчас по халатно сшитым ниточкам, рассекая лицо на неравные части. В безумно распахнутых глазах же, с побледневшей радужкой и зрачками, засверкал всполохом белесый, бледно-снежный огонь неподдельной ярости, заглушающей тихий, вкрадчивый голос разума.
- Не смей так отзываться о том, чьего мизинца ты даже не стоишь! - исступленный горловой рык разодрал в кровоточащие визуальные клочья вязкую, напряженную тишину, и отразился от стен и потолка приемной, стремглав рухнув вниз дождем хрустальных осколков - помимо многострадальной мраморной плитки, невольный удар высвобожденной ярости пришелся и на аристократически-утонченную, сияющую, словно невеста в подвенечном платье, люстру. Теперь же большая часть хрустальных подвесок, искрошенная в сверкающие слезы, разметалась по мрамору. Округлый и оголившийся обод люстры жалко раскачивался под потолком, словно новенький висельник.
С силой оттолкнув ногой стул, отлетевший набок, словно царь-лебедушка в хрустальное озеро на две оттопыренные ножки, Гип рывком приблизилась к Хезер и, обдав соперницу дыханием, отдающим густым, горячим шлейфом сырой крови и горьким отголоском алкоголя, по-канцелярски выверенно отточила сквозь зубы:
- Согласно указу номер девятнадцать тысяч шестьсот семьдесят пять от сего года, касающемуся штата высших работников Канцелярии, имуществом, переданным, либо находящимся на балансе данной организации, имеют право распоряжаться работники высшего ранга, уполномоченные на то приказом лично Главы Канцелярии Мрака. Посему, по вытекающему заключению и выписке, изъятой из личного дела номер три коллегии и секретариата, я имею право полного распоряжения любым имуществом Канцелярии, как уполномоченное на то лицо господина Лигула, исходя из факта, что любая Резиденция, находящаяся вне границ Тартара, является, в первую очередь, филиалом и собственностью главной Канцелярии Мрака.
Ежели бы канцелярской лимитой можно было убить наповал, Хезер можно было бы прописывать разнарядочку раз эдак десять - столько ненависти и бешеного самолюбия было вложено в каждое слово, высказанное канцеляристкой.
- Вследствие чего действия мои, направленные по отношению к имуществу Резиденции, и повлекшие за собой малый ущерб, возможно истолковать, как попадающие под классификацию "распоряжение имуществом". - бросив оценивающий взгляд на причиненные действия в результате "распоряжения имуществом", Горгиппия небрежно добавила, - Так уж и быть, ущерб моя контора возместит, составьте акт и обратитесь к моим представителям.
Гип недаром слыла крупнейшим винтом в бюрократической машине Мрака. Истинные профи Канцелярии способны в любом указе найти погрешность, лазейку, и ловко обойти предписание, сославшись на поправки, либо полную свою правомерность. Для Горгиппии же, с самой юности погруженной в бумаги и пергаменты, это было делом минутной блажи. Порою можно было подивиться - как в этом маленьком теле могли уместиться разом и добросовестная работница, и захмелевшее чудовище, вкупе с приказным махинатором и неистовствующей фанатичкой.
Выговорившись на депешном сухаили, канцеляристка, вновь сменив гнев на милость (а менять эти состояния она могла хоть по шесть раз за минуту в силу неугомонного характера), ехидно ухмыльнулась и невольно на эмпирическом уровне втянула в себя вольно разгуливающие по приемной волны неприязни, гнева и некоего недоумения, причем даже и разбираться, какие эмоциональные отрывки кому принадлежали, не стала.
Моральный вампиризм был для Горгиппии не просто обыденной способностью, а чем-то, более смахивающим на некий стиль жизни. Артистическая натура неустанно требовала самовыражения, вампирическая - накала страстей, и, дабы не ущемлять эти свои потребности, Гип, ради удовольствия и зрелищ закатывала вокруг своей персоны до дикости эпатажные сцены, умудряясь каким-то образом не перегибать линию дозволенности и самопрестижа.
Ныне же ситуация плавно, но верно, скатывалась к той самой "опасной черте".
И ежели бы не своевременное вмешательство бойкой не по летам Аиды Плаховны, исходом моноспектакля наверняка была бы эпическая резня-перестрелка на почве прочной дружбы профессиональных областей. Едва не напоровшись на нацеленное в грудь лезвие косы (благо, что пока в брезенте!), Горгиппия из самосохранения мгновенно замерла на месте, в уме навскидку просчитывая все возможные варианты дальнейшего развития событий. В ее планы уж никак не входило вмешательство "третьей силы" старшого менагера некроотдела. И из горящего угла, ознаменованного закрытым в брезенте лезвием косы, нужно было ускользать, но ускользать с изяществом, достоинством и победным взором.
Достоинства свои, мыслимые и немыслимые, Гип продемонстрировать успевала всегда и везде, не уставая от этого ни морально, ни физически. Дикий норов был идеальным для того подспорьем. Хуже всего дела обстояли с изяществом. А до победного взора еще и дотянуть надо. Ну что же, ежели конкуренты обрастают союзниками, аки лес грибочками после дождя (лично же Гип узреть грибочки, лес и дождик не приходилось - в Тартаре сих элементов биосферы не водилось отродясь), то лучшая защита - кратковременное нападение.
До конца! Эх, знай любимчиков начальства!
Возможно, потеряв последние остатки страха и элементарной вежливости, Гип, с интересом исследователя на лице, не спеша придвинулась к лезвию косы настолько близко, что тонкий слой брезента и вздымающуюся в прерывистом, гневливом дыхании грудь отделял лишь жалкий миллиметр. С Аидой Плаховной Горгиппии вступать в дрязги не хотелось уж никак. И не только из-за уважения. Больше даже из-за личной безопасности.
- Только смерть показывает, как ничтожно человеческое тело! - с философской прочувствованностью пробормотала Гип, разглядывая брезент с таким неуловимым выражением лица, будто бы конец лезвия косы уже пробил в груди канцеляристки дыру размером эдак с ладонь. Затем, видимо, насмотревшись вдоволь, Горгиппия театрально-укоризненно покачала головой, отступила на три шага назад, словно провозглашая временное затишье-перемирие.
Аида Плаховна, тем временем, вернулась к распитию столь горячо любимой медовухи. Конфликт, разрешенный непосредственно ее силами, казалось, был исчерпан окончательно, и оживлению не подлежал до поры до времени. Водрузив ногу на жалобно вытянутую верхнюю ножку стула (хрустальные осколки, придавленные бренным тельцем стула, негодующе захрустели), Горгиппия, приняв апофеозную позу Роденовского "Мыслителя", мановением руки призвала "ближе к сердцу" свою самую любимую вещицу - декоративный веер весьма крупного формата.
Безделица хоть и явная, но всякий раз успокаивала разбушевавшийся темперамент Гип широкими, мерными взмахами. Распахнув веер порывистым жестом, канцеляристка "явила миру" вытканную палитру-основу, на которой вельможно, абсолютно не скромничая, выхаживали и возлежали девицы, скрытые лишь тонкими шелковыми палантинами, и отдаленно смахивающие на дамочек классических Тициановских форм с претензией на эпоху позднего Возрождения и раннего барокко. Гордость зарвавшегося суккуба и порочного разума создателя...
Девицы, к слову сказать, были совершенно явными и абсолютно разумными, плохо что заключенными на маховой полосе. Эдакое наказание для куртизанок, регулярно попадающих в Тартар в самом расцвете прегрешений. Помимо куртизанок, веер щеголял тонким черным ободом спиц и утонченным золотистым узором.
Некогда партию подобных "опахал" изготовила группа тартарианцав ради одного только интереса. Ну а потом, поддавшись веянию внезапно возникшей моды, подобными милыми безделушками молодящиеся Стражи одаривали приглянувшихся им учениц. Растащив на заговоренные веера с тысячу тартарианских мучениц и полтысячи элементов ландшафта, все-таки одумались, и про безделицы позабыли. Последний из самой первой "партии" веер был презентован Горгиппии на очередном съезде бонз Мрака в честь первого десятитысячелетия службы на посту главного помощника секретаря лично небезызвестным Главой Канцелярии, за что вещица сразу снискала к себе звание "любимой". Злые языки, правда, поговаривали, что веер сглаженный и конфискованный, но верить слухам (в Тартаре добрых языков не бывает по определению), Гип не собиралась абсолютно.
Вот и сейчас, потрясая в воздухе распахнутым веером и тем самым устраивая девицам компактное землетрясение и штатный Армагеддон, Горгиппия усиленно пыталась совладать со своей воинствующей натурой, дабы терпеливо объяснить всему контингенту ("о, Кводнон, дай мне терпения!") кто она, собственно, такая и зачем она, собственно, явилась.
- Зачем явилась? - не меняя позы, Гип искоса взглянула на почти состоявшихся оппонентов. - Осуществлять мониторинг рабочих показателей. Курировать делопроизводство. Поднимать уровень престижа среди иных филиалов нашей дражайшей Организации.
Очередной взмах веера зябкой воздушной волной взъерошил волосы Гип. В приемной неотрывным знамением отозвалось карающее слово "Ревизор", и что-то там про составление акта о рабочем состоянии Русского отдела.
- Здесь не Тартар, нет... - многозначительно подвела итог Горгиппия. При упоминании Тартара взор ее подернулся на мгновение пеленой дикой тоски, такой, что казалось, будто бы ей можно было разом погасить все эйдосы мира... Прошло лишь несколько часов, а Горгиппия уже тосковала по безликому, пышущему жаром, анклаву Тартара. Почти тридцать тысяч лет Гип прожила именно там. Тридцать тысяч... Немалый срок, за который помимо привязанности возникает болезненная привычка и потребность. - Однако, в Тартаре решили, что небольшая счетная делегация поднимет показатели и сроки сдачи. Приказ о курировании исходит напрямую от Лигула. Подчинение - ему же. Живьем закопаете - выберусь. Лигул защитит меня. Я - его ближайшее доверенное лицо. - с жаром фанатика зашептала Горгиппия, - Nemo me impune lacessit, nemo me... Кстати! - с вопросительным взором Гип переметнулась от рассуждений к рабочей рутине, - Мне прочили отдельный кабинетик! Распорядиться прикажете, заместитель Начальника Отдела?
С сухим щелчком свернулся веер. Повисла невольная немая сцена в духе "Господа! К нам явился ревизор!"
Отредактировано Горгиппия (2012-11-28 20:38:17)
- Так уж и быть, ущерб моя контора возместит, составьте акт и обратитесь к моим представителям.
Фраза прозвучала подобно вызову, и Хезер этот вызов приняла. Щелкнув пальцами, притянула к себе по воздуху ручку-самописку и блокнот и с лицом абсолютнейшего победителя стала составлять акт. Поддержка Аиды Плаховны действовала на стража весьма ободряюще – всегда же легче затыкать за пояс нагленьких выскочек, когда ты не один?
Дописав акт, в котором она во всех подробностях расписала стоимость и раритетность мраморной плитки и нанесенный ей ущерб, Хезер швырнула блокнот на диван, распрямила плечи и поправила прическу.
– Ну что же, товарищ куратор делопроизводства… Кабинетик хотите увидеть? Ноу проблем, как говорят наши аглицкие друзья!
Еще один щелчок пальцев – и маленькая, неприметная дверка у лестницы приветливо распахнулась и дыхнула на присутствующих затхлым запахом пыльной кладовки. Кладовка эта использовалась комиссионером-уборщиком в качестве домика для швабр, тряпок и моющих средств. И, в виду отсутствия других пустых и свободных помещений в Резиденции, именно ее Хезер и собралась предоставить Горгиппии в полное ее распоряжение.
– Уж не обессудьте, товарищ куратор, Россия – бедная страна, Резиденцию не финансируют и это большее, что мы можем вам предложить, – сделав приглашающий жест рукой, Хезер, навесив на лицо непоколебимое выражение, двинулась в сторону кладовки, намереваясь устроить Горгиппии обзорную экскурсию. – В тесноте да не в обиде, правда ведь? Тем более, с вашими-то габаритами…
Брезгливо, двумя пальцами, убрав с дороги упавшую швабру, Хезер включила в кладовке свет и сделала неопределенный жест рукой, который мог значить что угодно, от «чувствуйте себя как дома» до «шоб сидела тут и не высовывалась».
– Стол мы поставим… Завтра. Да, завтра поставим стол, кресло, шкафы для документов… Да все, что угодно – предоставьте список Улите, товарищ куратор, мы учтем ваши пожелания. У нее же возьмете всю документацию.
Тон Хезер явно намекал Горгиппии, что на этом разговор закончен и дальше судьбой канцеляристки на территории резиденции Хезер обеспокоена не будет. Мол, раз приперлись без приглашения – извольте сами за собой поухаживать, мы люди занятые, нам не до вас.
Курица под соусом Тартар, тоже мне! Приперлась незванно-негаданно, и права качает! Ну ничего, я ей покажу, где у нас раки зимуют! Лигулом прикрывается, ишь ты! Я тоже Лигулом прикрыться могут, и посмотрим, кого он больше прикроет.
Усевшись на диван и закинув ногу на ногу, Хезер с явным удовольствием стала наблюдать за реакцией Горгиппии. Ей было интересно, как заносчивая оппонентка отреагирует на предложенные условия, взбунтуется ли и побежит наушничать обожаемому Лигулу?
Офф: не злитесь на старушку)
«Эх, молодость», - вздохнула Аида, берясь за стакан медовухи. Помнится, когда-то на заре времён она тоже была такой. Кажется, тогда Тартара ещё не было, как, собственно, и Эдема. Было темно, и лишь звёзды мерцали на чёрном покрывале неба. Тогда было так здорово нестись по этой тьме на огненной колеснице, путь которой освещали только искры из-под копыт коней… Коней было четверо, и каждому тогда ещё юная Смерть дала имена – Голод, Чума, Война и Смерть. Тогда эти имена казались Аиде хорошенькими, а лошадки – самыми милыми существами в мире. Правда, потом, когда появился Тартар, с конями пришлось расстаться на благо народу – коммунизм со своим раскулачиванием появился, видимо, уже тогда.
Нет, раньше определённо было лучше. На заре мира история купалась в крови, как человеческой, так и крови стражей. Не сказать, чтобы Аида была так уж кровожадна, просто она всегда была человеком действия, и не любила долго разжёвывать ясные вещи. Ей было проще выкосить целую деревню, чем разобраться с канцелярским отчётом. По этой причине она терпеть не могла Лигула, за глаза именуя его не иначе, как «мерзким бюрократишкой», а иногда ещё и похлеще словцо вворачивала.
Сейчас, при упоминании Главы Канцелярии Аида досадливо плюнула картечью прямо в какую-то вазочку с кактусом, пробив вазон. Вазон покачался, будто призывая присутствующих полюбоваться на его страдания, а потом упал и разбился.
«Чего ж ты от меня ожидал, драгоценный? Что расцветёшь?» - Аида покосилась на несчастное растение. Увы, если кактус и планировал цвести дальше, то сейчас ему это не светило.
Тем временем девицы немного успокоились. Во всяком случае, уже не так открыто друг на друга орали, и складывалось впечатление, что постепенно они смиряются с тем, что придётся сосуществовать мирно.
- Вот и хорошо, вот и славно! – Мамзелькина тяпнула ещё один стаканчик, отставила косу, встала, немного пошатываясь, и сгребла обеих девчонок к себе в объятия. Сопротивляться было бесполезно – пьяную Смерть потянуло на нежности, и теперь обеим приходилось терпеть.
Фамильярно потрепав Хезер по волосам, а Горгиппию потянув за щёчку, Аида добродушно осклабилась.
- Миру мир, девчата! Эх, а может, по медовушке? Сообразим, так сказать, на троих? Хезерушечка, у тебя же есть ещё? – наконец-то Смерть сумела придумать ласкательный вариант имени Хезер.
Покосившись на Горгиппию, она сунула той в руки неизвестно откуда взявшийся стакан, и наполнила его медовухой.
- А теперь выпьем! Уж прости, Гипушка, но не за здоровье Лигула – не к ночи помянуть, а ко дню… Лучше… за встречу!
Провозгласив тост, Аида шумно чокнулась с бокалом Гип, и выпила свой залпом, а потом полезла к Хезер целоваться. Влажно (как все пожилые люди) чмокнув ту троекратно в обе щеки, она проделала то же самое с Горгиппией.
- Что ж ты тщедушная-то такая? – поохала Смерть, рассматривая канцеляристку, - прямо как из голодного края. На тартарианских харчах не разжиреешь, это точно…
Довольно-таки гаденько хихикая, Аида уселась обратно в кресло, занюхивая стакан медовухи рукавом. Она могла протрезветь в любую секунду, стоило ей самой этого захотеть. Но пока… а почему бы и не подурачиться? Жизнь без этого была бы так скучна, что ничем не отличалась бы от смерти. Тем более, облик старушки позволял Аиде творить любые глупости, которые окружающие спокойно списывали на своевременный маразм, и это было очень полезно.
Горгиппия едва не задохнулась от удивления и частично от возмущения, внезапно оказавшись в объятиях опьяневшей, а оттого чрезмерно бойкой Аиды Плаховны. Мало того - в объятиях рядом с конкуренткой и со стаканом медовухи в руке.
Максимально вежливо, Гип попыталась дать как можно более убедительный отказ, заставив стакан сначала воспарить над ладонью, а затем исчезнуть в неизвестном направлении вместе с ароматным золотистым содержимым.
Укоризненно помахав перед своим лицом сложенным веером, который Горгиппия до сих пор не выпустила из руки, канцеляристка поспешно высказалась, объясняя причину столь странного поведения:
- Нельзя! Не пью супротив здоровья господина! И портвейн с медовухой мешать противопоказано, так что... - Горгиппия с невинной улыбкой коротко пожала плечами, словно пытаясь оправдаться перед компанией невольных собутыльников. - Невозможно! Ни в коем роде для меня!
Затем, стоически вытерпев покушение старшого менагера некроотдела на свои щеки, Гип терпеливо выслушала страдальческую тираду о канцелярской худобе, про себя отметив, что Аидушка-то, на самом деле - старушка дюжая, не глядя на внешность, раз до щек достала - впалую плоть, обтягивающую челюсть и малокровные десны канцеляристки, щеками в прямом понимании этого слова назвать было чрезвычайно трудно.
Впрочем, разжиревать на Тартарских харчах Горгиппия никогда явно не собиралась, да и не хотела особо, хоть и получала продовольственную норму намного больше, чем у рядового Стража, опираясь на статус особой любимицы Лигула. И, хоть ела Гип всегда помаленьку, продовольственная норма исчезала на глазах - канцеляристка в компании юных и любознательных практикантов, из развлечения скармливала остатки пиршества тартарианским мученицам-истеричкам в одном из верхних рвов. Истерички, истошно вопя, рвали друг друга в клочья и насмерть дрались за каждый безвкусный кусочек вяленого мяса, приводя зрителей в кровавый эйфорический восторг. Что уж сказать - любой Страж Мрака не откажется от положенных ему хлеба и зрелищ, а уж Горгиппия - так и подавно. Надо же хоть иногда позволять себе мимолетные шалости?
Невольно ощерившись, да так, что короткие лоснящиеся пряди волос на затылке встали дыбом, словно шерсть у озлобленной кошки, Горгиппия, приосанившись, козырнула одним из суровых постулатов, который наставник Гип в юные годы (тот самый многоизвестный Вуссир) мечом и действием внушал с самых ранних лет обучения:
- Истинный Страж содержит себя в строгости и ежеминутной бдительности. Тело Стража - его наивысшая ценность и живой инструмент, должный быть идеальным оружием. Гибкий, словно кнут, острый и разящий, подобно клинку. Страж, не подвергающий самого себя лишениям и испытаниям, как телесным, так и ментальным - слаб. Сила и понимание приходят в преодолении, порой - через истязания.
Учения Вуссира впечатались в память Горгиппии на все века похлеще, чем тысячи указов и поправок. Отчасти - из-за весьма своеобразных воспитательных методов бывшего учителя, отчасти - из-за нетипичного для Мрака доверия между учителем и его учениками. Вуссир, как никто иной из Стражей "старой закалки", умел расположить к себе как своих воспитанников, так и случайных собеседников. В прошлом - ярый рубака и дуэлянт, некогда бывший одним из немногочисленных фаворитов Кводнона, после своего внезапного падения в "низы" стражеской иерархии (уж за что низвергли фавора - о том все старательно умалчивали, схоронив эту тайну), Вуссир стал относиться к себе с необычайной суровостью, граничащей с жестокостью, и во все времена своей жизни требовал подобного же отношения к самим себе от своих неподготовленных, юных учеников.
Горгиппия, в детстве поначалу ненавидевшая свое маленькое, хрупкое тельце, сумела выучить все "уроки" Вуссира на собственном опыте, и, возможно, что именно этот бесценный опыт неосознанно помогал ей выживать в сложнейших обстоятельствах и выигрывать в самых ожесточенных битвах.
- Любое удовольствие, будь это пища, чаша хмельного питья, иль ночные ласки - имеет две стороны. Чрезмерность и пресыщенность удовольствиями делает слабым разум и подкашивает силы. Страж, погрязший в пороках, потерян для Мрака как боевая единица - он не совершенствуется в боевом искусстве и перестает добиваться обозначенных целей. Одни из таких безумно отказываются от существующего порядка и исчезают в серости, иные - столь же безумно рвут и своих, и чужих с не меньшим удовольствием. Путь у них всех один - во льды и пламень.
Горгиппия, слегка превосходительно улыбнувшись, с тихой горечью мельком взглянула на Аиду Плаховну, втайне надеясь, что полностью ответила на ее вопрос о собственной малохольности - сентиментальность Гип была не свойственна, но воспоминания о бывшем учителе были чем-то иным, чем просто частицами памяти. Понапрасну не хотелось ворошить свинцовый пепел прошлого - порою воспоминания обращалсь помимо воли тяжким жизненным бременем.
Канцеляристка тактично освободилась из дружеских объятий старшого менагера некроотдеоа, и решила немедленно сменить тему разговора и размышлений, пока разгоряченная память вновь не отозвалась болезненными картинами из далекого прошлого. Покосившись сначала на Хезер, затем на чуланчик со швабрами, ставший с легкой руки конкурентки личным кабинетом, Гип явно вознамерилась прервать минутное перемирие очередной ядовитой фразочкой.
"Ну ничего же... С кабинетом разберемся. Подозвать бы сюда бригаду комиссионеров - отделали бы все за час. И швабры разгребли бы, и мебели натащили."
Стоило лишь подумать про бригаду комиссионеров-строителей, как через дальний левый угол из стыка стен в приемную протиснулась мелкая вертлявая фигурка. Моментально сработавшее чувство узнавания подсказало Горгиппии, что перед ней никто иной как...
- Баклажанов! - удивленно протянула Гип, явно не ожидавшая увидеть в Резиденции своего недавнего знакомого, а по совместительству - связного в Тартаре и экскурсовода в Верхнем Мире, - Сколько крови, сколько слез! - поприветствовала суккуба Горгиппия неизвестным лопухоидам аналогом восклицания "Сколько лет, сколько зим!"
Суккуб за лишний час времени уже успел частично сменить имидж - теперь вместо отутюженного смокинга на нем красовался пестрый халат в пол, изукрашенный шитыми золотыми нитями фигурками симургов на ярко-алом шелковом фоне, и подпоясанный широким кушаком явно не самого современного происхождения. На ногах горе-связного красовалось золотистое подобие арабских "тапочек" с загнутыми кверху носами. Лишь лицо осталось прежним - все тот же ловелас из девичьей мечты в стиле "влюбленный вампир не первой годичной свежести после экзекуции чесноком".
Суккуб отчасти напоминал типичного персидского купца из не менее типичных сказок "тысячи и одной ночи", ежели бы не личико и не наманикюренные ручки.
- Баклажан! - еще раз окликнула суккуба Горгиппия. Бедняга сразу же пал ниц, словно подрубленный, отбивая при этом смазливый лобик о мраморные плиты пола:
- Горячий салям алейкум нашим златооким резидентам! - подобострастно прошелестел Баклажанов, старательно зарываясь лбом в мрамор, аки страус головой в железобетон. Горгиппия, коротко вздохнув, отметила про себя, что на плитах появится теперь, как минимум, с десяток новых царапин и трещин.
По-мученически закатив глаза к потолку, и, вплотную приблизившись в суккубу в два стремительных скачка, Горгиппия схватила нежданного появленца за шиворот халатика, приподняв в воздух на вытянутой от себя руке:
- Алейкум, салями! - матерое канцелярское хамство вновь явно помешало адекватно воспроизвести вторую часть арабского приветствия, - Как дела, колбаска? Чего наше салями желает?
"Колбаска" проглотила оскорбление молча, лишь, подвешенная в воздухе, обиженно заболтала ножками и сдавленно улыбнулась, всем своим видом показывая, что дела у нее в общих чертах хорошо (плохо лишь тогда, когда в Тартар сошлют), да и не желает она ничего, так, заглянула из особой неразделенной любви к миру. Затем, видимо вспомнив, зачем явился, суккуб, возмущаясь чисто по-суккубьему, с истеричными нотками в голосе, пролепетал:
- Я посланец! На меня нельзя нападать! Я от Канцелярии! Официальное лицо с приказом! - на каждом слове Баклажанов отвешивал воздуху по одному виртуальному пинку ногой, - В Тартар! Всем, без исключения, сей же час сказано явиться!
Еще раз закатив глаза, для приличия, Горгиппия разжала пальцы. Уж если и было в приемной официальное лицо, так это только она. Все низшие духи исключались из списка возможных официальных лиц указом номер шестьсот сорок семь от падения Кводнона, с поправкой в параграфе восемьдесят четыре, строке пятой сверху.
Хлопнувшись на пол, суккуб растянулся на нем, словно на пляжном лежаке - все-таки в воздухе подвешенным быть намного хуже. Погодя, отлежавшись, он снова встал на ноги, будто ожидая поощрения за доставленное поручение. Однако вместо дифирамб в его адрес, Баклажанова ожидало ну совсем не героическое приказание:
- Роберто! В мое отсутствие ты поработаешь на благо Резиденции! - провозгласила Горгиппия, хмуро оглядывая суккуба с ног до головы, словно примеряя, какую работенку можно поручить подобному недотепе. Баклажанов же, едва заслышав про неизбежный призрак маячущей работы, тут же принялся слащаво канючить:
- Сжальтесь, о свет очей наших! Мы, суккубы, с фантазией работаем! А какая уж тут фантазия, в Резиденции-то!
- Роб-э-рто! - на итальяно-испанский манер передразнила Гип, - Нетути у тебя воображения! Будь творческим! Представь, что ты... - канцеляристка на мгновение осеклась, задумавшись - уж ей-то особенно хотелось отличиться полетом своей бесноватой фантазии.
Наконец, через минуту ожидания, лицо ее удовлетворенно просияло - видимо, новопридуманная идея пришлась Горгиппии по вкусу. Ловким прыжком она метнулась к закутку комиссионера-уборщика и, абсолютно не брезгуя, извлекла на свет видавшую виды швабру, помятое жестяное ведро и тряпку-ветошь не первой свежести. Затем, с торжественной миной на вечно юном лице, Гип парадным шагом приблизилась обратно к суккубу и провозгласила, искусственно приопустив голос:
- Отныне ты, Роберт Баклажанов, - валькирия дезинфицирующего копья! - канцеляристка, явно издеваясь над суккубом и всеми светлыми силами разом, широким жестом, от всей своей темной душеньки вручила ошалевшему Баклажанову сначала швабру с накинутой ветошью, - Передаю тебе твое копье! - а затем натянула ему на голову ведро-жестянку, подчеркнув, - И твой шлем! Нагрудник, щит и оруженосца требуйте по месту прописки!
Новоявленная "валькирия" изумленно фыркнула и усиленно зашаркала ножкой, одновременно ручками пытаясь стянуть с головы ведрошлем.
- Тень мой зеркальце! - зааплодировала Горгиппия "валькирии", обреченно начавшей-таки лениво возить тряпкой по мраморной плитке с видом забитой бытом домохозяйки, встав на пост блюстителя чистоты и свежести приемной и смежных комнат. - Поможешь мне разобрать кабинетную площадь после помывки. А пока - в Тартар! - жизнерадостно добавила канцеляристка, одарив присутствующих той своей улыбкой, значащей нечто вроде "Добро пожаловать обратно домой!"
Не то, чтобы Хезер была знатной алкоголичкой и пьянела от полрюмки, но как-то незаметно для самой себя прихмелела. Вероятно, сказывалось собутыльничество Аиды Плаховны – и холеный страж мрака, неровно кося глазками то в один уголок канцелярии, то в другой, наливала себе стопку за стопкой.
И думала. Думала нелицеприятные думы про Горгиппию, чтоб ее да эдак!
Ишь ты какая, прости Кводнон, правильная! Не пьем, тело в голодном духе держим, в пороках не погрязаем… Тьфу!
И сплюнула на обласканный мраморный пол, позабыв о том, как еще полчаса назад тряслась над ним, аки мать над ребенком.
Пьяный начальник – горе отдела, Хэзинька! А ну быстро приводи себя в порядок!
Отвесив себе легонькую пощечину, Хезер окинула присутствующих трезвым взглядом и усмотрела новое лицо – вполне себе такое суккубье, даже не лицо, а так, морденцию. Его, кажется, не было здесь тогда, когда Хезер была еще в трезвом рассудке, а тут бац! и появился! Впрочем, суккуб, что с него возьмешь – работа у него такая!
- Эээ… Суккубчик! – хихикнув, Хезер отвесила себе еще одну пощечину и пожала плечами. Ну суккубчик так суккубчик. Ей то что? У нее перерыв, тащемто, и все дела.
Но пить без закуски – тоже не дело, и не обращая внимания на остальных, Хезер наколдовала себе баночку соленых бочковых огурчиков, хрустящих и вкусных, в ароматном таком рассоле.
Русифицируешься ты, Хэзька, ой русифицируешься! Скоро пойдешь на Красной площади с медведЁм танцевать!
Откусив с громким хрустом кусок огурца, она приветливо предложила угощенье Аиде Плаховне, а сама повернулась наводить порядки – а то ходют тут всякие несанкционированные суккубы, топчуть! В неприемное время – за такое и по голове надавать можно!
Но не успела – новый персонаж появился на сцене. Хотя какой там персонаж – очередная морда, джин, седьмой винтик в десятом моторе!
- В Тартар! Всем, без исключения, сей же час сказано явиться!
– Норма-а-а-ально! – протянула Хезер и пожала плечами. – Ну сказано так сказано, что поделаешь!
И, смерив Гип еще одним презрительным взглядом (не очень убедительным по причине легкой степени алкогольного опьянения), щелкнула пальцами, телепортируясь в Тартар.
Хоме, свит хоме, как грицца! Ну-с, посмотрим, что нам дядя Лигушка хочет сказать!
Были же времена, были! И она была прекрасна и молода! Это потом красивое скуластое лицо превратилось во впалую черепушку, потом длинные волосы цвета воронова крыла стали молочно-белыми, потом красивые ухоженные руки с длинными ногтями, неумолимые, как она сама, исхудали, и лишь когда Аида брала в руки косу, чувствовала в них ту самую силу молодости и жизни, бурлящей в ней на рассвете мира. Коса звенела в руках пьянящим звоном, действующим получше медовухи, люди, стражи света и мрака, низшие духи и даже некоторые боги падали под рубящими ударами смертоносного лезвия, и как было прекрасно ощущать в себе эту силу – смерти и разрушения! Она – смерть, она – конец жизни и она же – начало. Колесница мчалась среди звёзд, волосы её развевались волнами чёрного мрака, кони храпели и грызли удила, стремясь высвободиться, помчаться по создающимся мирам без упряжи, но Аида была умелым ездоком, раз за разом охаживая спины бегущих коней плёткой, не зная жалости и пощады, да и откуда их может знать сама Смерть?
Эх, Аида-Аида…. И ты была молода….
Вспоминая о своём таком мимолётном и поэтому драгоценном прошлом, Мамзелькина сидела в мягком кресле. Казалось, она забыла и о Горгиппии, и о Хэзер, и вообще обо всём – со стороны казалось, что старушка погрузилась в сон, и наверняка некоторым обывателям захотелось бы провести у неё под носом ладонью, проверяя, действительно ли спит, или уже «того». Но на это мог решиться либо самоубийца-оригинал, либо тот, кто впервые видел Аиду и не знал, что она собой представляет. Но хоть и выглядела Мамзелькина так, будто спит, она всё равно следила за происходящим в конторе, и особенно за Горгиппией.
«Ишь какая, пить отказалась. Знаем мы таких святош. Небось перетаскала немало. Всю жизнь кефирчик пьют, а потом – ап! И в Тартар! Потому что кефирчик кефирчиком, а семь смертных грехов никто не отменял!»
Не одобряя таким образом канцеляристку, Аида в то же время видела в ней довольно неплохую личность. Хэзер – та, видно, сразу невзлюбила Горгиппию, но Смерти за всё своё существование было легко понимать людей и их чувства. И неважно, смертные они или стражи – всех соединяет простая фраза «все там будем». Смерть всегда страшна, умирают и молодые, и старые, и бедные, и богатые, и могущественные, и коварные, и добрые, и злые. Потому-то смерть и страшна, что никого не щадит.
Недавно Аиде пришлось забирать душу маленькой девочки, больной лейкемией. Ох, как же не любила Смерть подобные разнарядки! Несмотря на свою работу, ей иногда было жаль косить молодых – со временем стала сентиментальной, на заре времён таких тысячами убивала. А сейчас вот три раза заносила косу – и никак. Лишь на четвёртый, когда древко инструмента стало пульсировать, разрубила тончайшую, как паутинка, нить жизни и услышала привычный писк кардиограммы. Душа девочки, естественно, отправилась в Эдем, так как нагрешить за семь лет не успела, но Аиде всё равно стало грустно. Правда, ненадолго – рабочий день ненормированный, пока всех перекосишь, то и не упомнишь. Хотя что греха таить, покопавшись в памяти, она вспомнила бы всех и каждого, кого касалась лезвием своей косы.
При появлении суккуба Плаховна поморщилась. Ух не любила она этих сладких подхалимов, ух, как не любила! Липкие они, ненастоящие. Так и норовят выманить у смертных эйдосы, а это Аида не особенно одобряла. Нет, конечно, она знала, что мрак держится только на эйдосах лопухоидов, но всё же не поощряла такую добровольно-принудительную политику и комиссионеров с суккубами презирала. Уж лучше, когда человечек сам свой эйдос в аренду сдаст или просто откажется от него, но сам, а не по прихоти такого низкого существа.
Горгиппия же вовсю развлекалась – выудив из каморки, которую Хэзер отвела ей, как личный кабинет, швабру и ведро, она нарядила суккуба в подобие снеговика, приговаривая, что он теперь будет валькирией дезинфицирующего копья. Это не совсем Аиде понравилось. Валькирии, конечно, были вражеской стороной, но ведь и врагов стоит уважать. Смерть всегда относилась к валькириям с должным пиететом, и не одну из них ударила косой в последний момент, отделяя бессмертную душу от тела. Всегда старалась сделать это быстро и безболезненно, таким образом помогая спокойно умереть.
- Хэзинька, душка, кто ж медовуху огурцами-то закусывает? – удивилась Аида, отодвигая от себя предложенную банку, - ты ещё коньяк селёдкой занюхай, ей-богу!
Произнеся последние слова, Смерть со злорадством заметила, как пару портретов Лигула дали трещину, а статуэтка в виде маленького бюста горбуна рассыпалась в прах. Служа мраку, Аида всё же оставалась нейтралом, и частенько любила сыпать светлыми словечками, зная, что ей всё равно ничего не будет, максимум – Лигул погрозит костлявым пальцем.
- В Тартар! Всем, без исключения, сей же час сказано явиться! – выдал суккуб, который оказался не просто захожим гостем, а посланцом. Не сказать, что Аиде так уж хотелось в Тартар – да туда никому не хотелось, но, как говорится – надоть значить надоть!
Покряхтев и допив медовуху (оставлять чудотворный напиток в стакане было бы кощунством), Аида растворилась в воздухе без всяких спецэффектов вроде щёлканья пальцами или, тем более, клубов дыма. Просто была старушка – и нет старушки.
Вы здесь » Мефодий Буслаев. Тайна валькирий » Хронология » Явление ревизора народу